Мэнни Пакьяо, пожалуй, самый громкий, яркий и удивляющий миф современного бокса. От всех прочих мифов, например, им. Мохамеда Али, Джека Джонсона, Пернелла Уитакера или даже Эрика Моралеса, он отличен тем, что мы имели счастье наблюдать его зарождение и развитие в режиме реального времени. Точка отсчета – бой с Марко-Антонио Баррерой.

Не имеет особого значения, что Мэнни уже был чемпионом мира, имел (пусть и неудачный) опыт объединительного боя, была даже своя громкая неожиданная победа над Лелохоноло Ледвабой в загадочном микромире легких весов, где немало великих чемпионов, которых широкая публика хорошо знает только по именам. Все это не более, чем пролог к первому акту, которые сорвал несколько ошалелые аплодисменты. Авторитетный Баррера, авторитету которого не мешало даже отсутствие хоть какого-либо официального титула, был не то чтобы даже разобран на запчасти, а просто сметен ураганом. Несмотря на всю свою небывалую для выходца из более легких весов мощь и скорость, Мэнни на тот момент был не более, чем неофитом священных таинств, проще говоря, сырым, недоученным боксером с массой недостатков, которые затмевались его очевидным талантом. Первый акт, как было сказано, удался: из ниоткуда появился персонаж, который убрал одного из лидеров мирового бокса жестко и без малейших шансов на успех, при этом не особо напрягаясь.

Второй акт называется «школа» и его главные действующие лица – Фредди Роач, Алекс Ариза и ученик Эммануэль Пакьяо. Сам школьник был сперва весьма относительно прилежен, см. первый бой с Хуаном Мануэлем Макркесом.

Да, конечно, кандидат на лучший бой года и т. д. и т. п., но закончился почему-то вничью, и это после трех нокдаунов оппонента в первом раунде. Поэт Ходасевич говорил про книжки прозаика Набокова, что главный их смак в том, что все литературные приемы выставлены напоказ: «Сирин (псевдоним Набокова в молодые годы) не только не маскирует, не прячет своих приемов, как чаще всего поступают все… сам их выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес. Его произведения населены не только действующими лицами, но и бесчисленным множеством приемов, которые, точно эльфы или гномы, снуя между персонажами, производят огромную работу: пилят, режут, приколачивают, малюют, на глазах у зрителя ставя и разбирая те декорации, в которых разыгрывается пьеса.

Они строят мир произведения, и сами оказываются его неустранимо важными персонажами. Сирин их потому не прячет, что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приемы». Так и главный смак второго акта в том, чтобы следить за работой выдающегося специалиста Роача над нестандартным самородком. Роач, лучше остальных понимая этот момент шоу в развитии боксерских навыков Мэнни, с удовольствием разглагольствовал о собственных придумках в меру ироничном стиле, «Манила айс», ага.

Роач важен нам и в другом контексте: с определенного периода времени он стал не только разрабатывать тактические схемы к боям, но и говорить за своего воспитанника. Образ Мэнни балансирует где-то между колобком-простаком и монументальном невозмутимым воином из Юго-Восточной Азии, этакий Брюс Ли в боксерских перчатках. Немногословность очень идет к такому образу, особенно если для самого чемпиона сморозить глупость, все равно как в тренировочный зал сходить.

Делает он это так же часто и с таким же упоением.